Леонид Габышев: «К людям ведь можно лучше относиться»

В редакцию «Вечернего Волгограда» обратился сотрудник одного из московских издательств и попросил помочь установить контакт с волгоградским писателем Леонидом Габышевым. Его имя стало широко известно в 1989 году после публикации романа «Одлян, или Воздух свободы», но потом писатель неожиданно исчез. Оказалось, что с 2000 года он лечится, точнее живет, в психоневрологическом интернате.

Пугающая писательская честность

Автобиографический роман Габышева о жизни малолетних преступников в колонии потряс читателей. Евгений Евтушенко говорил: «На правду нюх собачий у этого Габышева!» Волгоградец получил все, о чем мечтает каждый автор, – большие тиражи, популярность, признание. Но из-за последствий тяжелой лицевой травмы, перенесенной в детстве, у него появились проблемы с психическим здоровьем.

Любовь Габышева, дочь писателя, помогла нам организовать встречу. И вот мы уже ждем Леонида Андреевича в уютной библиотеке интерната. В комнату заходит человек небольшого роста, с легкой, словно виноватой, улыбкой. Посетители у Габышева бывают нечасто, и гостям, интересу к себе он, конечно, рад, но держится при этом с большим достоинством. На известие, что издатели намерены выпустить главную книгу его жизни, реагирует сдержанно: «Интерес к ней никогда не пропадал».

Знаю, что после прочтения «Одляна» многие жалели об этом. Отталкивающие картины жизни за решеткой, немыслимые издевательства, жестокость обитателей колонии влезают накрепко в подкорку. А вот самого автора, с его слов, страшные видения ни днем, ни ночью не тревожили – выплеснув их на бумагу, он словно освободился от тяжести пережитого. Габышев считал своим нравственным долгом рассказать о том, что творится с мальчишками за «колючкой» зоны: «В советское время у многих родственники сидели, да и сейчас сидят, так пусть знают, что там происходит».

В свое время огромную помощь с первой публикацией «Одляна» ему оказали московские друзья – писатель Андрей Битов, театральный художник и сценограф Борис Мессерер и его жена Белла Ахмадулина.

– Я, как только стал вчитываться в жуткие, жестоко-правдивые слова мелко исписанных страниц, сразу понял, что историю их автора нужно опубликовать, что я обязан помочь Леониду в печати романа. Скажу вам прямо, я даже отчасти испугался его писательской честности, правдивости, открытости, – вспоминает Андрей Битов.

Была ли Вера?

Хотя Габышев и получил международное признание – презентация его книги состоялась в Париже, он печатался в журнале Paris Match, давал интервью, его фото печатали на обложке, – самый большой успех ждал его на родине. На писателя хлынула лавина писем. Читателей волновало, накажут ли виновных в тех ужасах, что он описал. Реже спрашивали, как ему удалось пережить такой ад и сохранить в себе человека.

В «Одляне» он упоминал, что его путеводной звездой и опорой была любовь к Вере. Но и сейчас Леонид Андреевич, улыбаясь, уходит от ответа, был ли то литературный образ или существовала на самом деле загадочная Вера.

– В моей книге – 95% правды, а 5 – это не вымысел, а дополнение, – смеется он.

И до, и после выхода книги Габышев бывал в колониях. Ему необходимо было знать: изменилось ли там хоть что-то? Ведь начальство теперь лучше знает о том, что происходит в их ведомстве, а, значит, заключенным-мальчишкам теперь стало проще найти защиту. И самое главное, считает он, что мальчишки, находясь в неволе, должны иметь возможность заниматься своим образованием, получать профессию, чтобы им легче было начать новую жизнь.

«К людям ведь можно лучше относиться», – добавил писатель.

Верный друг и надежное плечо

Пока его не подкосила болезнь, Леонид Андреевич для своих близких и друзей был самой надежной опорой. В жизни он придерживается правила «Не суди, и сам не судим будешь».

Например, однажды, будучи уже на свободе, он не побрезговал встретить своего бывшего товарища по несчастью, относившегося на зоне к категории прокаженных. Встретил, помог выстоять, поддержал в новой жизни.

И хотя его прошлое довольно трагично, Леонид Габышев как-то раз воспользовался им, как козырем, чтобы отвадить от своей дочери хулиганов.

Вспоминает дочь Люба:

– Мне было лет 17, когда начали приставать какие-то приезжие хулиганы. В милицию обращалась – без толку. Пожаловалась отцу, он воспринял все всерьез. Первым делом обрил голову наголо, позвонил какому-то знакомому фээсбэшнику в отставке. С ним приехали еще пара человек, и мы поехали в Малые Чапурники, откуда предположительно и приезжала та шпана. Не сразу, но нашли дом одного из них. Внутрь я не заходила, но думаю, что эффект от появления отца был сильный. Лысый, с ужасным шрамом… Мне и то было не по себе. Отец потом рассказал, что произнес там только одну фразу: «Увижу, кто ближе чем на 100 метров к дочери подойдет, всплывете под Астраханью». Наверно, прозвучало убедительно, поскольку много лет никого из этой братии больше не видела».

Забавный и трогательный случай из прошлого рассказал о Леониде Габышеве и его московский друг Борис Мессерер:

– На ВДНХ он был задержан милицейскими сотрудниками, так как документы для проживания в Москве были оформлены с нарушениями. Так Леонид тут же на глазах у всех проглотил клочок бумаги, на котором были записаны мой адрес и номер телефона. Он боялся, что каким-то образом нас может подставить, скомпрометировать уже одним фактом знакомства с ним.

В качестве заключения

Сам Леонид Андреевич не вспоминает ни плохих жизненных моментов, ни своего короткого финансового взлета, ни ужасов пребывания на зоне.

Лучше всего в его памяти сохранились дни и месяцы, когда он ждал публикации своей книги, когда общался с московскими друзьями, столь горячо и искренне принявшими участие в его судьбе.

И поэтому переданный привет из Москвы разом меняет выражение на его лице. Понимает ли он в полной мере, почему находится в интернате? Леонид Андреевич говорит, что «приболел» и здесь временно лечится. Скорее всего, он осознает свое истинное положение. Но признаться в этом и заметить в лице собеседника жалость – категорически не хочет.

Эта несгибаемая гордость, которая когда-то помогла ему выстоять в Одляне и стала в результате его «второй кожей», вызывает невольное уважение так же, как и его добрая, застенчивая улыбка.

Анатолий Любименко