Знаток человеческого сердца

Что связывало знаменитого старца Сампсона с Волгоградом?

Старец иеросхимонах Сампсон (1898-1979 гг.) - одно из ярчайших светил на духовном небо­своде второй половины ХХ века. Ему выпало жить в тяжелое время - его пытали, сажали в тюрьмы и лагеря. Легенды о нем передавали из уст в уста, к нему прислушивались даже атеисты. Он был духовником многих советских академиков. Удивительно, но судьба этого человека связана и с Волгоградской областью.

Из рода Сиверсов

Отец Сампсон (Эдуард Сиверс) родился 10 июля в Санкт-Петербурге, в день преподобного Сампсона Странноприимца. Отец его, граф Эспер Александр Сиверс, получил высшее военное образование в Академии Генштаба, был начальником штаба генерала Рузского, командующего Северным округом под Ригой, в чине полковника.

Эспер Сиверс был также личным советником и другом императора Николая II.

У царя много было печалей и неприятностей в те годы. Император часто посещал семью Сиверсов. Он приезжал на «ваньке» (так в шутливой форме называл своего скакуна), в потертом военном сюртуке, они душевно беседовали за столом. Император брал тогда еще маленького Эдуарда к себе на колени.

Дед Эдуарда – известный академик, профессор Академии художеств. Работы его до сих пор хранятся в Зимнем дворце и в некоторых храмах Санкт-Петербурга. Прадед, граф Александр Сиверс, был декабрист. После разгрома декабристов на Сенатской площади бежал в Италию и там умер. А прапрадед о. Сампсона, граф Иван Сиверс, был одним из сподвижников Екатерины II, министром иностранных дел…

В церковь – тайком

Эдуард воспитывался в англиканской вере. Его мать, Анна Сиверс, была женщиной глубоко религиозной. С семи лет мальчик прочитывал вместе с ней все утренние и вечерние молитвы – конечно, на английском языке.

Отрочество юного графа проходило не совсем обычно. Он прекрасно учился, великолепно ездил на лошади, делал успехи в музыке. Но все свободное время он тратил на изучение различных вероисповеданий. Каждый день ходил в православный храм – маленькую церквушку Спаса-на-водах, построенную в память о погибших в Цусимском сражении. Хотя православной службы юный граф не понимал:

«Я тогда по-своему сочинял трех-четырехсловные молитвы, перечитывал их бесчисленное множество раз. Прочитывал молитву Господню на четырех языках, она мне была знакома. По-русски молитвы Господней я тогда не знал. Я ежедневно ходил в православный храм, чтобы только послушать: «Иже на всякое время и на всякий час, на небеси и на земли поклоняемый и славимый, Христе Боже наш!» Это слаще меда. Это первая молитва, которую я изучил…»

Эдуард понимал, что родители не одобрят его увлечения православием, и потому убегал в церковь тайком. Блестяще окончив гимназию, отец Сампсон поступил в Петроградскую медицинскую академию. И только в 1918 году, в 19 лет, он принял православие – втайне от родителей. И до конца своих дней был строгим его ревнителем.

Волгоградский период

Очень часто батюшка был вынужден менять места служения – он не мог переносить немирность со стороны братии, которая роптала, а иногда и открыто клеветала на старца, к которому рекой текли люди за советом, помощью и духовной поддержкой.

Подобные события произошли и в период, который мы теперь называем волгоградским, в жизни отца Сампсона – из Астрахани он в 1958 году был переведен в Волгоград, вторым священником Казанского собора. Здесь батюшка вел строго аскетический образ жизни. Видя, что опять гоним, он лишь глубже погружался в молитву. С какой великой любовью и вниманием принимал он всех, кто обращался к нему, как обстоятельно разрешал их недоумения, до какой степени духовно высокими были его проповеди!

Особенно ярко выражался характер его проповедей и исповедей во время больших праздников. Прихожане сразу заметили, что его службы – необычайные, очень интересные. А общие исповеди, как они привлекали народ! В храм было просто невозможно войти из?за обилия народа, особенно много было на службе молодежи.

В своих проповедях батюшка особенно подробно разъяснял условия спасения мирских людей: не уметь видеть зла, не уметь осуждать, что значит иметь любовь к людям, любовь к Богу. Говорил о тяжких смертных грехах – гордости, грубости нравов и о том, как от них избавиться. Особенно он обличал праздность.

– Праздность – есть бесконечная степень нарушения хождения в присутствии Божьем, – говорил батюшка. – Мы настолько переключаемся на свои страсти и привычки, вот это рассеянное, несобранное состояние и есть праздное, беспечное житие. А вот пришел конец, надо будет отдавать отчет – и вот уже тяжко, и больно, и страшно! Одни занимаются отдыхом, другие квартирой, третьи каким?либо увлечением – и теряют чувство «быть в себе». Это не христианское состояние.

В Волгограде у батюшки появилось множество духовных чад, с которыми он был очень строг. Кроме того, была огромная переписка с людьми из многих городов и сел.

Вот что рассказывала волгоградка Анастасия Егоровна Красильникова (бабушка Настя недавно отошла к Богу, но своим детям и внукам она много рассказывала о батюшке):

– У меня заболел сын Геннадий – жаловался на сильные головные боли. Мне посоветовали прийти в Казанский собор, к отцу Сампсону. Он помолился и сказал, что ребенок будет спать весь день, его не будить. Так и было. Вот так мы и познакомились с батюшкой. Геннадий потом ни разу не болел до 18 лет, даже простудой. Батюшка настолько располагал к себе, вызывая людей на полную откровенность. Наставник он был опытнейший, настоящий знаток сокровенных движений человеческого сердца.

«Никому не делайте зла»

Все больше прихожан становилось духовными чадами батюшки. Авторитет отца Сампсона среди народа, его почитание искушало других священников, они не могли вынести эту брань ревности и зависти. Из-за гнева и зависти недоброжелатели стали на него жаловаться, писать анонимные письма архиерею. Прихожане толпами ходили за батюшкой, весь народ шел только к нему. Приезжие спрашивали: «Где здесь прозорливый старец, который может все сказать и исцеляет бесноватых?» А недруги говорили: «Что за поп появился?! Что?то очень много стало нового в храме!»

Но это было промыслительно. Батюшка уставал от чрезмерной нагрузки, приходилось много работать с духовными чадами, по ночам отвечать на их письма. Он бывал в храме ежедневно, после служб – еще крестины и венчания. Особенно много было крестин – каждый день более 100 человек.

Очень тяжело было физически – у батюшки фактически действовала одна левая рука, правая совершенно не переносила никаких нагрузок. А история такая. В 1919 году его, тогда послушника монастыря прп. Саввы Крыпецкого Псковской губернии, арестовали: комиссар перепутал его с Великим князем Владимиром (Иверским).

Отец Сампсон просидел в тюрьме (это был вагон на станционных путях) 22 дня. Каждую ночь его допрашивали. Под Покров Божией Матери, 14 октября 1919 года, отца Сампсона расстреляла бригада вагонщиков, человек шесть-семь, попали в руку с 10-15 шагов. «Я потерял сознание. Кто-то ковырнул меня носком сапога: «Готов», – вспоминал старец.

Раненого подобрали монахи, переодели в красноармейскую шинель, и под видом раненого красноармейца привезли на лечение в Петроград. Благодаря заслугам отца одного из ближайших соратников М. В. Фрунзе, батюшку поместили в госпиталь, приставили к нему самых лучших врачей…

Чудом хирургии называл старец сохранение правой руки, раздробленной в плечевом суставе и плечевой кости, ведь после ранения началась газовая гангрена. Ради спасения руки были проведены восемь операций. От непосильной нагрузки правую руку невыносимо ломило, особенно ночью. Батюшка не спал, стал страдать бессонницей.

Архиерей, согласно жалобам священников, испросил благословения для перевода иеромонаха Сампсона в Печорский монастырь. Волгоградские духовные чада батюшки в буквальном смысле оплакивали его отъезд. А батюшку ждали новые испытания…

***

В последние годы он жил в Москве. Несмотря на все его скорби, последнее завещание к ученикам было: «Никому не делайте зла». 24 августа 1979 года иеросхимонах Сампсон почил сном праведника. Он был похоронен на Николо-Архангельском кладбище, вскоре его могила стала местом паломничества многочисленных почитателей, считающих его святым.

Благодарные за помощь и исцеления некоторые христиане уже сейчас, не дожидаясь официальной церковной канонизации, молятся: «Преподобне Отче наш Сампсоне, моли Бога о нас»! Известны случаи исцеления по его молитвам смертельных больных, его молитвенной помощи в устройстве на работу, в обретении жилища и в других житейских нуждах.

Пять советов от иеросхимонаха

1) Исповедь должна быть придирчивой к самому себе, то есть не только надо иметь записи укоризны совести, которые велись с последнего дня говения, но анализы жалоб, привычек, тайных сокровенных желаний, проявлений характера, анализы отношений к людям, работе, молитвенным трудам. Вести ее нужно часто и искренне. Ведь авве (авва – в христианстве форма уважительного обращения к монашествующим) больны всякая недосказанность, хитринка, извороты, доли неправды. Тут надо себе напоминать – неужели любовь аввы, его сердце, стремящееся тебе помочь, достойно лжинки, малой неправды, стыдливости? Не надо его обижать, ему больно. Необходимо послушание, гнать всякую неискренность и лукавство беспощадно.

2) Полюби читать «Всемилостивую», чтобы она вросла в твое сердце и ум. Это будет бичом от зла и страстей и озарение уму. Для силы просто читай так: «Всемилостивая Владычице моя, Пресвятая Госпоже, Всепречистая Дево, Богородице Мария, Мати Божия, не гнушайся меня, не отвергай меня, Госпоже!» («Всемилостивая» молитва была явлена преподобным Серафимом Саровским иеросхимонаху Сампсону. – Прим. авт.). Это величание и почитание Божией Матери смирит и изменит сердце, устыдит быть легкомысленной. Подлинность молитвы читай правильно, не искажая ее. Освященную великими трудами преподобного Серафима Саровского. Молитва должна быть внимательной, медленной, умоляющей и покаянной, выпрашивая не спеша, настойчиво и помилование, и смирение сердца, и любовь как венец добродетелей.

3) Соль дня – молитва. Все должно быть подчинено этому, но втайне от людей. Всю заботу о необходимом свести к минимуму. Скупое общение с людьми, сон, свои повадки… По молитве определяется здоровье, самочувствие. Она является термометром и точным барометром твоих чаяний, желаний и ясности или загрязненности сердца.

4) Немирность и раздражительность бывают оттого, что в нашем покаянии самая главная язвина не раскрыта перед нами самими. Мы слишком мало ловим себя в этой язвине, страсти и нет в нас настоящей болезни оплакивания, страха об этой страсти: гордыне, которая выражается в самолюбии, повелительном тоне, отчасти раздражительности.

5) Уныние – противоположность молитве (бесовское смирение). Насмешка, малодушие, глупость наша – последствия неоплаканной совести, если мы не потрудились не только выплакать-оплакать содеянное, и не сказали ясно-твердо себе: «Не буду, ни за что не буду, только помоги мне!» Через несколько минут после этого уныние исчезнет. Наступает покой, тихая радость, возвращается молитва с умом, с сердцем.