Волгоградец через суд доказал, что не дурак
"Сделать дураком любого человека можно легко и просто, а доказать обратное – очень сложно", – признается 31-летний Дмитрий Муравьев (фамилия изменена. – Прим. авт.). Мужчина знает это наверняка – 30 лет он провел в интернате для умственно отсталых.
Тюрьмы закрытого типа
Дима с самого рождения жил в доме-интернате для умственно отсталых детей. Персонал называл их дураками, но мальчик не понимал, почему. Почему он должен жить по режиму, почему ему нельзя выходить одному на улицу, почему с ними общаются как с ущербным.
– Нас принижали, не учили самореализации, мы не получали никакого образования.
Душевные люди почему-то редко задерживаются в интернате. Они приходят и разговаривают с тобой как с человеком, ты раскрываешься, но через какое-то время такой воспитатель уходит. Я очень редко мог обратиться к кому-либо, и лишь единицы мне помогали.
Дима надеялся, что, как только выдадут паспорт, он сможет уйти и жить самостоятельной жизнью.
– В 14 лет я получил документ и обрадовался, что свободен, но меня увезли в дом-интернат для престарелых и инвалидов и сказали, что я буду здесь жить до старости. Это был шок: я молодой, могу принести пользу обществу, пусть без образования, но буду работать дворником или грузчиком и смогу себя прокормить. Неужели я останусь за крепкими стенами навсегда, проживу, не поняв, что такое жизнь?
Подростки работали с 6 утра до 10 вечера с небольшим перерывом на обед. Косили сено, ухаживали за скотиной, убирали зерно, пололи траву.
– Я не против работы, но меня удивляло: почему мы не можем попить воды или устроить небольшой перерыв? Почему мы работаем не два часа в день, как положено, а с рассвета до поздней ночи? При этом в интернате был строгий режим, мы должны были в 10 вечера ложиться спать. Несмотря на интересную книгу, фильм или разговор с друзьями. Когда ты молодой, тебе сложно ограничивать себя рамками.
Дмитрий признается, что дома-интернаты, особенно закрытого типа, похожи на тюрьмы.
– Недееспособным никто никогда не помогал. На проверки нас наряжали, выставляли рядком и показывали. Проверяющий спрашивал нас при директоре, хорошо ли нам живется, и мы отвечали хором, что прекрасно. При другом ответе нам грозило наказание. Если кто-то писал жалобу в вышестоящие инстанции, в интернат возвращались письма с пометкой разобраться в ситуации. После чего воспитатели сравнивали наши почерки, выявляли «бунтовщика» и наказывали, чтобы он уже никогда не мог открыть рот.
Мама, братья и сестры
В 23 года Дмитрий решил найти родственников, увидеть маму.
– Мне помогла воспитательница. Она посмотрела документы и выяснила данные мамы. После чего я целый год писал письма в паспортные столы, пытаясь ее отыскать. Наконец я узнал, что она живет в Михайловке.
Дима вместе с воспитателем поехал в деревню. Зашел в дом и остолбенел.
– Мама была так на меня похожа! Я бы узнал ее среди тысячи других лиц. Эмоции переполняли меня, обида, боль и радость встречи – все перемешалось. Мне было неудобно спрашивать, почему она меня бросила, я увидел, что она сама нуждается в помощи и живет бедно. Я не смог ничего сказать, отвернулся и со слезами на глазах убежал.
Воспитательница уговаривала Дмитрия вернуться в дом, но он решил, что ему нужно время, чтобы прийти в себя. Уехал, а на сердце была тревога.
– Я так жалею об этом! Если бы знать, что вижу маму в первый и последний раз в жизни! Так долго этого ждал, так долго стремился и даже не поговорил с ней! Я бы ей сказал, что жить со своей мамой в нищете гораздо лучше, чем в любом детском доме, где тебя одевают, поят и кормят.
Дмитрию больше не удалось выбраться к матери, а через какое-то время она умерла. Зато ему написал сводный брат Георгий. Оказалось, что у Дмитрия два брата и две сестры. Старшие брат с сестрой жили с мамой, остальные были раскиданы по интернатам.
– Но Георгию и Татьяне повезло больше. Их отдали во вспомогательные школы-интернаты. С ними занимались, работали, давали им образование. Они окончили 9-10 классов. Георгий окончил институт, уехал в Москву, устроился на работу и женился. Татьяна вышла замуж, родила двоих детей. Правда, с ней мы так и не увиделись – ее сбила машина.
Через четыре года к Дмитрию приехала сестра Мария и забрала погостить на месяц.
– Директор интерната рассказала ей кучу страшилок про меня: что я могу быть агрессивным, буйным, что могу выпить. Я чувствовал напряжение и решил поговорить. Мария призналась в своих опасениях, и я попросил не контролировать меня. «При малейшей оплошности отправь меня обратно, – сказал я. – Если ты будешь относиться ко мне, как к умалишенному, и водить везде за ручку, то я не вижу разницы, где жить – у тебя или в интернате».
Все или ничего
Мария поверила Дмитрию и не пожалела об этом. В конце отпуска она попросила прощения у младшего брата за то, что относилась к нему с предубеждением. А Дмитрий понял, что есть другая жизнь, не за закрытыми замками и где на тебя не смотрят как на дурака. Именно тогда он начал просить у директора дать ему возможность пройти медкомиссию и оспорить свою недееспособность. Но она была против.
– Нужно уметь промолчать, а я всегда шел против системы, открыто выражал свое мнение и задавал «неудобные» вопросы. Кулаком об стол, конечно, не стучал, там с такими «буйными» быстро разбирались. Причем не ставили в угол или давали затрещину, а силком давали такие препараты, от которых ты превращался в овощ. Могли запереть в закрытом отделении для психбольных, где решетки на окнах. И ты целую неделю жил в полной изоляции, без малейшей возможности выбраться. Особенно не церемонились с теми, у кого нет родни.
Директор заявила Дмитрию, что он никогда не докажет свою дееспособность и что все его попытки пробить стену лбом безуспешны. Но он не терял надежды. Однажды к одному из обитателей интерната приехала родственница. Дмитрий подошел спросить, как живется на воле, рассказал о своих неудачных попытках уговорить директора интерната дать ему шанс. Ирина посоветовала оспорить свою дееспособность через родственников, нашла адвоката. Деньги на юриста дал брат.
– Директор меня предупредила, что если я не пройду медкомиссию, она отправит меня в дом-интернат закрытого типа. Я очень волновался: не усугублю ли я свое положение? Не слишком ли высока ставка? Если попаду в закрытый интернат, все закончится, я никогда оттуда не выберусь. В минуты отчаяния и слабости меня поддерживала моя подруга – колясочница Татьяна Корзунова. К сожалению, она не смогла пройти тест на дееспособность. И у нее нет родственников, которые могут ей помочь. Если директор хороший человек, пусть она поможет Тане.
Новая жизнь
Дмитрий успешно прошел тесты и доказал свою дееспособность. На первое время его приютила его бывшая воспитательница Галина.
– Она предлагала мне сидеть дома, но я хотел самореализоваться, расширить круг общения, обеспечивать сам себя. Поначалу я честно рассказывал работодателям, кто я и откуда, но мне давали от ворот поворот.
Дмитрий решил скрывать правду. Сейчас он работает помощником на складе. Коллеги удивляются, что такой молодой и здоровый мужчина не имеет образования, жены и детей. Но Дмитрий отвечает, что это его личное дело.
– Меня пугали, что я не выживу один без образования и без опыта самостоятельной жизни. Но я смог. Благодаря моим друзьям и хорошим людям, которые мне встречались. Большое спасибо уполномоченной по правам ребенка Нине Болдыревой, которая помогла через суд признать меня нуждающимся в получении жилья как сироты. Понимаю, что квартиру выдадут не так скоро, как хотелось бы. Но сам я никогда не заработаю даже на комнату. Я трезво оцениваю свои силы и умственные способности. Меня лишили возможности получить общее образование, поступить в вуз и найти нормальную работу. И очень жаль, что самые лучшие годы жизни я потерял в интернате. Да, я комплексую по поводу своей неграмотности. Но я могу позаботиться о себе и о своей будущей семье. Осталось только встретить свою любовь.
Вероника Скворцова.
