Третий самолет

Окончательные выводы по катастрофе президентского борта, как с польской, так и с российской стороны, на редкость единодушно обошли вниманием одно важное обстоятельство, которое могло бы в корне изменить ситуацию.

Мир долго еще будет вспоминать смоленскую трагедию. Не часто бьются борта №1. Драматизма прибавляет то обстоятельство, что президент со свитой сам летел, по сути, на поминки. К тому же и поминальный повод – расстрел польских военнопленных в 40-м году – хранит противоречия и тайны.

Поначалу польская сторона обвиняла военных диспетчеров в некомпетентности, в том, что они поддались давлению начальства и т. д. В ответ на это российская сторона пошла на беспрецедентный шаг – опубликование в Интернете текстовых расшифровок телефонных переговоров персонала диспетчерской, радиопереговоров, и самое главное, записи с открытого микрофона в помещении диспетчерской. Вот этот бесстрастный «свидетель» и принес ту информацию, о которой пойдет речь.

Руководителей полетов, кажется, не в чем упрекнуть (разве что в отборной матерщине, которой позавидует иной палубный боцман). Они предупредили польский экипаж о густом тумане, посоветовали идти на запасной аэродром. Борт «101» согласился, но попросил «добро» на пробный заход на посадку и получил разрешение снизиться до 100 метров.

Однако за час до этого произошло одно событие, о котором польскому пилоту не мешало бы знать. Посадку пытался совершить наш военно-транспортный Ил-76. Для принятия решения о посадке он тоже попросил пробный заход. При выполнении захода Ил, похоже, едва не задел диспетчерскую вышку. Во всяком случае на такую мысль наводит расшифровка записи с открытого микрофона. Передать ее на газетной странице нет никакой возможности ввиду сплошной ненормативной лексики. Плюс примечание в скобках – «на фоне разговоров слышен гул самолета». Досталось диспетчерам в то утро! У полковника Краснокутского, который, по-видимому, был «смотрящим», вырвалось восклицание: «Надо полякам сказать, какой у них бл... вылет. Ну глянь, вон уже...»

«76-й» тем временем пошел на 2-й круг и затем улетел в Тверь на запасной аэродром. Два существенных дополнения. Во-первых, командиру военно-транспортного Ила военный аэродром «Северный» был конечно же знаком. Персоналу на вышке пилот был точно знаком, неоднократно называлась его фамилия – Фролов. Во-вторых, этот 4-моторный борт вез автомобили президента и свиты (что явствует из тех же разговоров в диспетчерской).

Как видим, диспетчеры изо всех сил хотели отговорить важный борт от посадки. А запретить не имели права. Но... если бы командиру «поляка» передали короткое сообщение типа «...прошу принять к сведению: российский военно-транспортный Ил-76 с президентскими авто на борту после двух попыток сесть на знакомую полосу принял решение уйти на запасной», пилота не пришлось бы уговаривать отказаться от приземления в тумане. Элементарная психология. Ведь он наверняка знал, что на военном аэродроме по сравнению с гражданскими портами условия спартанские.

И никакое «давление» не повлияло бы на его решение. Жизнь дороже. Тем более что «обедня» уже частично испорчена – автомобили-то улетели.

Любой читатель «Вечерки» может проверить мои выводы, зайдя на сайт www.mak.ru

Юрий БИРЮКОВ, педагог. Ворошиловский район.