Рустем Галич: "С богом мы говорим стихами"

Фото открытые источники Интернет
Демон дьявольски хорош – в черных очках, белой рубашке и костюме, чем-то напоминающий Нео из «Матрицы». Бессмертные строки Михаила Лермонтова звучат в исполнении Рустема Галича, руководителя Нью-Йоркского театра поэзии и музыки, как натянутые струны гитары.
Не каждый месяц в Волгограде бывают такие гости и такие спектакли. Во время репетиций Рустем Галич рассказал «Вечернему Волгограду», кем был бы Лермонтов в наши дни и куда пропала рифма из английской поэзии.
Сегодня Лермонтов служил бы в спецназе
? Вы поставили «Демона» девять лет назад, но почему именно это произведение и именно Лермонтова?
– Ни одно другое литературное произведение не оказывало на меня столь сильного воздействия. Полагаю, у меня есть некие общие вибрации с Михаилом Юрьевичем. Ведь каждый писатель, поэт несет определенный набор тем, и многие вещи Лермонтова мне созвучны. И однажды был совершенно потрясающий эпизод, который убедил меня в этом!
Я знаком с астрологом-нумерологом, которая делает блестяще точные прогнозы. И я попросил ее «просчитать» Лермонтова. Обычно встречи с ней длятся часа три-четыре, когда она подробно описывает загогулины твоей души и то, как они сказываются на финансах, отношениях и т. д. И вот я освободил день, чтобы с ней встретиться, а она отвечает: «Незачем. У тебя стопроцентное совпадение матрицы с поэтом. Все, что я говорила о тебе, можно смело говорить о нем». Мне это лестно, хотя я, наверное, и раньше догадывался: глубинно погружаясь в его тексты, я чувствовал какие-то сокровенные вещи, касающиеся его. Интересный эффект: иногда после спектакля зрители говорят, что видели в моем исполнении Лермонтова, хотя я не ставлю такой задачи.
? Но помилуйте, Михаил Юрьевич – фигура надрывная, пессимистическая, а вы явный оптимист!
– У нас несколько слоев бытия. И то впечатление, которое производит человек, может не совпадать с его внутренним «я». Когда-то я тоже писал стихи, и все они были минорные, при прочтении их создавался образ трагического человека. Это оттого, что писались они в минуту душевных потрясений, когда хочется вылить боль из души на бумагу. А когда все хорошо, ты стихи не пишешь. Скорей всего, так же и Лермонтов. По воспоминаниям, он был балагуром и весельчаком, совершенно не был мрачным.
Был у меня в Калуге интересный момент. Я ехал в маршрутке и звонил по телефону, решал вопросы по спектаклю. И вдруг сосед, незнакомый человек, спрашивает: «А вы знаете, кем был бы Лермонтов в наши дни?» Нет, конечно! И в ответ мужчина начинает рассказывать, что поэт был бы командиром спецназа. Странно звучит, да? А он объяснил: оказывается, Михаил Юрьевич командовал спецотрядом. И прежде чем царская армия начинала в Чечне боевые действия, туда забрасывали Лермонтова с отрядом для разведки и доклада в штаб. Я говорю: «Вы, наверное, лермонтовед?» Он дает визитку – высокопоставленный силовик Калужской области.
Стихи ведут к долголетию?
? Один девятилетний мальчик спросил, зачем нам сегодня нужны стихи. Как бы вы ему ответили?
– Есть три типа речи: драматическая, эпическая и лирическая. В жизни мы говорим драматической, как персонажи в пьесе. Эпическая речь – это литература, где прозаическим языком создается тот или иной образ. А лирическая исходит из самой глубины сердца, когда человек переживает сильные чувства. Она обращена не к другому человеку, как драматическая, она не для того, чтобы передать образ, как эпическая, – она обращена к себе. Когда мы испытываем сильные чувства, мы говорим лирикой. С богом мы говорим стихами. Ведь молитва и стихи – это очень близко.
Причем поэт вкладывает в стихотворение интимные вещи, переживания, которые не предназначены для других. И то, что он потом выставляет это на суд общества, на сцену, – это, по мнению критика Василия Розанова, некая проституция, когда интимное становится публичным. Но, видно, так уж устроены люди.
Стихи – это органичное состояние любого человека. Поэт это не тот, кто пишет стихи, а у кого поэтическое восприятие мира.
? Был «золотой» век поэзии, потом «серебряный», а сейчас что?
– Сейчас мы переживаем «бронзовый» век. Стихи пишут все. Многие режиссеры отмечают, что наибольший спрос именно на поэтические спектакли.
? Николай Дроздов как-то признался, что ясность ума и бодрость тела ему помогает сохранять чтение по памяти старославянских молитв. Неужели стихи обладают неким эффектом для здоровья?
– Многие мои друзья говорят, что я неплохо выгляжу. Мне 53 года…
? И правда, прекрасно выглядите!
– Наверное, секрет в том, что я занимаюсь тем, что люблю. Есть такая фраза: не хочешь работать – займись любимым делом. Так что, можно сказать, я и не работаю, а отдыхаю на сцене! А вообще есть такое понятие, как обмен энергетикой. Когда она застаивается, человек начинает болеть, чахнуть. На сцене же я испытываю состояние подключения к некоему высшему «я», становлюсь проводником какой-то высшей энергии.
Кроме того, говорят, что в качестве профилактики болезни Альцгеймера нужно учить стихи или новые языки.
Русский огород на Манхеттене
? А это не шутка, что у вас в доме на Манхеттене свой огород?
– Чистая правда! Недавно собрал урожай инжира. Посадил яблоню, грушу, персики, огурчики, помидорчики. Хочу еще и пчел завести…
? И так у многих?!
– Нет, это исключение, в Америке это не принято.
? Живя в США, вы, наверное, и английские стихи читаете на сцене?
– Нет. Мой родной язык – русский. И английская поэзия так не покорится. Я претендую, если позволите, быть неким законодателем мод своего жанра на русском языке.
? Если сравнить английскую поэзию и нашу, похожи ли они красотой рифмы и богатством образов?
– Это два разных мира. Английская поэзия не предполагает рифм за редким исключением. Более того, когда они слышат рифмы, им это кажется искусственным. Английская лирика напоминает белый стих.
? А как же Бернс или Шекспир?
– Вы читали лишь авторизированные переводы. Когда один мой приятель прочитал «Ромео и Джульетту» в оригинале, он был сильно разочарован – он не нашел никакой поэтики, которая присуща переводу Бориса Пастернака. Поэтому знакомые нам перипетии семей Монтекки и Капулетти – это произведение Пастернака, основанное на произведении Уильяма Шекспира.
Насколько мне известно, есть две переводческие школы: либо идти по подстрочнику и точно передавать образ, либо пытаться сохранить ритм и размер оригинального стиха. Наши гении совмещали и то и другое, и благодаря их таланту рождалось новое произведение.
? Получается, мы настолько разные, что никогда не поймем другу друга?
– Я считаю себя представителем двух миров. И все, что хорошо в Америке в бытовом плане, плохо в России, и наоборот. Например, в Америке все пользуются автоответчиками. С точки зрения американца, это экономит время. Ты оставил информацию, тебе перезвонят. В России же никто автоответчики не проверяет. Напротив, оставить сообщение считается неуважением. Если ты отказываешься от прямого контакта, то ты «посылаешь человека», мол, даже говорить с тобой не хочу. И в этом тоже есть логика.
Если в Америке зеленый свет светофора заканчивается, загорается красный, и щелкают секунды, которые показывают, сколько еще можно переходить дорогу. В России, когда я попытался перейти дорогу на красные цифры, меня чуть не сбили.
В России считается дурным тоном дарить цветы в бумаге, там, если ты подаришь букет без оберточной бумаги, ты поссоришься с человеком. Бумага обозначает, что ты потратил время, купил цветы специально для этого человека, а не передарил их или нарвал в парке. И такая разница во всем!
? Что бы вы сказали волгоградскому зрителю?
– Бывает, на мои концерты приходят случайные люди. И бывает, они набираются смелости и приходят ко мне за кулисы. Так вот, самое ценное – это когда люди говорят: «Да я терпеть не мог поэзию, но пришел на ваш спектакль, что-то меня зацепило, пойду, пожалуй, куплю томик Лермонтова, перечитаю». Да, читать на подготовленную публику – это другой кайф, но я хочу обратиться к тем, кто далек от поэтов и поэзии: не бойтесь, купите томик стихов и получите удовольствие.
Наталия Епифанова
Справка «ВВ»
Рустем Галич
Родился 9 августа 1962 года в Казани.
Окончил, а потом преподавал сценическую речь в училище имени М. С. Щепкина.
Работал в московских СМИ.
Вел передачу на канале ТВЦ.
Два года руководил московским «Литературным кабаре».
С 2000 года живет в Нью-Йорке, где организовал собственный театр поэзии и музыки.