Памяти поэта Сергея Васильева
Пути «Вечерки» часто пересекались с волгоградскими литераторами. Так, одна из повестей о любви Евгения и Любови Лукиных впервые увидела свет на страницах нашего издания, в «Вечернем Волгограде» публиковался Владимир Шевченко, в нашей газете работал журналистом известный волгоградский поэт и редактор детского журнала «Простокваша» Сергей Васильев. 29 января его не стало, но человек всегда живет в воспоминаниях, особенно если это человек светлый.
«Не плачь обо мне, позабудь меня»
Как неловко и неуместно писать, потому что он умер. Я же всегда считала, что приходить нужно к живым. Нам нужнее. И все ж обычай деспот меж людей – напишу. На смерть поэта Сергея Васильева. Он был настоящим поэтом. Без компромиссов в рифмах и ритмах. Он умел писать сонеты и стансы, но никогда не писал «датских» стихов.
Сколько я его знала? Очень, очень давно, кажется, еще на излете филфака, того самого, откуда девочка (нет, не я) могла рвануть в Москву, постоять у подъезда и увидеть живого Вознесенского, где разговаривали стихами, чаще, слава богу, все-таки чужими. Не помню, какие его стихи были у меня первыми. Но каждый раз, когда поезд набирает ход, я всегда слышу его ритмы: «В похожем на улей плацкартном вагоне, охотно простившись с помятым рублем…» Слышите, как стучат колеса? Мне кажется, так уже не умеют, не пишут.
В похожем на улей плацкартном вагоне,
Охотно простившись с помятым рублем,
Он вспомнит о том, что белье на балконе
Осталось сушиться. Да бог с ним, с бельем!
И, неумолимым, как сон, расписаньем
Взбешен, он сойдет в несусветную рань,
Зевая, на станции с влажным названьем,
С невнятным славянским названьем Елань.
Кружась над пространством пустого перрона
И перья купая в пустом сквозняке,
Его поприветствует дура-ворона
На странном и важном своем языке.
Когда ж он увидит покатые крыши
Деревни своей об одном этаже,
Вдруг станет на сердце… О Господи, тише
Бывало лишь в детстве, забытом уже!
1984
Когда мы познакомились, стихи печатали в газетах. И «Вечерний Волгоград», и «Молодой ленинец». Всего несколько лет прошло, а когда я пришла в «Вечерку», мне как салаге было поручено писать отповеди читателям: извините, но стихов не публикуем. Где Васильев работал тогда – и не вспомню. Но книжки у него выходили, и он дарил их мне с неизменной надписью «Анюте – с нежностью».
Я хотел бы в позапрошлом веке
Жить, ходить в кудлатом парике,
Подавать убогому калеке
Медный грош, завязанный в платке.
Я б царю Петру почти задаром
Стал служить, и никому опричь, –
Стричь густые бороды боярам
Веселее, чем купоны стричь.
Из-за моря или из-за леса
Я бы привозил табак и чай,
И меня проводником прогресса
Нарекли б за это невзначай.
На досуге я бы удил рыбу,
Обжигал печные изразцы,
И меня бы как-нибудь на дыбу
Вздернули лукавые стрельцы.
1986
Но полянка становилась все теснее.
Перестали издавать на бумаге его детище – детский журнал «Простокваша». Осталась интернет-версия, но он, кажется, так и не понял, как с этим Интернетом обращаться.
Его «Принцессу Грёзу» так и не поставил музыкальный театр. Я пыталась свести их с Алексеем Серовым, но что-то не заладилось, не нашли общего языка. Театр прошел мимо.
Альманах «Раритет», в издании которого он с восторгом участвовал, названивая авторам по ночам с идеями – о чем надо срочно написать, тоже промелькнул двумя выпусками, в черной и белой обложках, и исчез.
Работать было негде, делать было нечего, алкоголь не давал ни вдохновения, ни отдохновения, а только все портил и усугублял. Ой, вспомнила. В голодные-холодные перестроечные годы страну накрыл табачный кризис, Вася тогда жил на улице Симонова, куда не ходили троллейбусы и маршрутки, выбраться оттуда было целым приключением, а за сигаретами нужно было ехать на Центральный рынок – только там у цыганок можно было купить заветную пачку. Не желая отрываться от своих стансов, он курил чай. Плевался и ругался, сворачивая козью ножку с заваркой, но это было весело. Может, потому что мы были молодые, и все эти тяготы были ничто по сравнению с зеленоглазыми ласточками из его стихов?..
Нет, не то время ему досталось
Не жизнь коротка, а печаль длинна,
И, видимо, это одно виной
Тому, что в комнате ты одна,
А если и с кем-то, то не со мной.
Надеюсь, что сон твой уже глубок,
Чтобы отвлечься на тень в окне.
А где там дьявол и где там Бог –
Об этом, родная, судить не мне.
Вот потому-то, в каком горю
Огне не ведая и виня
Во всем себя лишь, я говорю:
Не плачь обо мне, позабудь меня.
1995
Анна Степнова, блогер.
Звонил по ночам, чтобы прочесть стихи
Валерий Белянский, поэт:
– Нас многое связывало с Сергеем: поэзия, общие знакомые, вместе переводили дагестанских поэтов, вместе собирали грибы. Сережа был завзятый грибник и чутье на эти дары природы у него было сумасшедшее. Мы шутили: «Высади его в Сахаре, он и там грибы найдет!» Раз, помню, бродили с ним под Калачом. «Улова» почти нет. Уже кончились деревья, пошла степь. Вдали какая-то низинка виднеется. Он потащил меня туда: «Стой, а то все грибы подавишь!» Действительно буквально за час мы набрали тут мешок рядовки.
Если говорить про милые странности, то Сережа очень любил звонить по ночам и читать свои стихи. Мы до того привыкли, что если он долго не звонил – этого уже не хватало. В один из многочисленных звонков он сказал: «Валера, извини, я стащил у тебя стихотворный размер».
– Размеры воровать никто не запрещал. Я сам стащил его в свое время у Шпаликова, – ответил я.
У Сергея все время возникали какие-то идеи. Как-то едем в Махачкалу на поезде, я ненароком обронил фразу: «У каждого своя железная дорога». Васильев сразу отреагировал: «О, замечательная мысль. А давайте сейчас все напишем по стихотворению, чтобы оно с нее начиналось». И мы написали. Кстати, мы друг другу столько стихов написали. Хоть книгу издавай. И Сергей до последнего носился с этой мыслью, но так и не успел ее осуществить.
Григорий Наумов, бывший редактор «Вечернего Волгограда»:
– Сергей Васильев работал в «Вечерке» недолго, отвечал за культуру. Его отличал высокий художественный вкус, прекрасное чувство стиля и… абсолютная нережимность. Посылать его на рутинную работу было бессмысленно, но где дело касалось общения с людьми, эрудиции – он был незаменим. За место он не держался, у него всегда были какие-то планы и подработки. Неизменной оставалась только его влюбчивость.
Именно Сережа привел к нам в редакцию молодого поэта Владимира Шевченко и следил потом за его успехами. Их объединяли талант и особое поэтическое восприятие мира.
Александр Домовец, журналист, депутат городской думы:
– Когда я работал в «Вечернем Волгограде», мы с Сергеем Васильевым сидели в одном кабинете. (Тогда кабинеты были на двоих.) Сергей был очень светлым человеком, и свет этот определялся его человеческими качествами. Когда я только пришел в «Вечерку», он терпеливо вводил меня в курс дела.
Помню, как мы с ним в январе 1987 года мотались по городу, смотрели, как работают детские катки. (Мы отвечали за культуру и спорт, и это было редакционным заданием.) Замерзли до чертиков, но ничего интересного не обнаружили. Завалились ко мне домой, начали писать, материал не писался. Выпили литры чая, поговорили обо всем на свете. Временами возвращались к каткам. Домучили. Оказалось, что потом это стало лучшим материалом месяца.
Владимир Овчинцев, председатель волгоградского Союза писателей:
– Сергей ходил в поэтическую студию Макеева, в Союз писателей не рвался никогда. Прием тогда в нашу организацию был непростой, мне пришлось ехать в Москву, просить, защищать. Там, наверное, сразу почувствовали его редкостный талант и дали добро. И вот я приезжаю и сообщаю ему эту новость. Никогда не забуду, как просветлело его лицо и как засветились глаза, хотя больше ничем своих эмоций он не выдал.
Сергей – это явление. Он все время был в литературе. В жизни он был очень добрым мягким человеком, незащищенным, но если дело касалось творчества, он становился воином. За себя никогда «не рвал глотку», зато всегда помогал другим. Когда стало материально туго с выпусками «Простокваши», он продолжал также скрупулезно работать за копейки. К нему тяготели, он был безумно участлив, поэтому к нему слетались как бабочки на свет. Сергея Васильева обожала Маргарита Агашина за его талант и незащищенность, за прямоту и честность в поэзии.
Думаю, сгубила его невостребованность.
В быту Сережа никогда не гнался за комфортом, например, всегда ходил в том, в чем ему было удобно. Пару раз оденет новый с иголочки костюм, походит день, другой, смотришь – он опять в своей привычной нестильной «униформе».
Татьяна Брыксина, поэтесса:
– Когда мы узнали, что Сережи не стало, мы с Василием Макеевым плакали в голос, потому что потеряли редкого Поэта. С самого начала, как только пришел в литературную студию, он поразил всех зрелым поэтическим голосом, редкий для новичка дар. Сергей из Елани, с «крестьянской основой», в нем чувствовалась связь со всем живым. Он понимал цветы, водоемы так, как никто другой, он осязал их кожей. Все мы пишем о природе, но у него она как «знакомая незнакомка».
Я сейчас пишу прозу. Обязательно вставлю туда кусок о том, как Васильев приезжал ко мне в Москву, в пору моей учебы в литературном институте. Я привела его к себе в комнату, напоила чаем. Он сказал, что сейчас ненадолго выйдет. Утром меня будит стук в дверь: «Васильев у вас?» Искали «пропажу» по всем комнатам, наконец, нашли в кругу новых друзей. В этом он весь – общительный и добрый.
В Волгограде Сережа часто приходил к нам в гости, и было заметно, что в последнее время он бедствовал, мы старались для него на стол поставить все самое вкусное. Ужасно расстраивали его дела с «Простоквашей». Рассудочные люди не должны позволять себе так гибнуть. В этом году он должен был получить свою литературную премию «Сталинград» (уже был не секрет, что она, бесспорно, предназначалась ему), но не успел. Безумно грустно и несправедливо.
