Картина сталинградского газосварщика могла висеть в Лувре?

В последние годы Борис Махов очень много писал. Работал медленно, вдумчиво, будто хотел успеть донести до зрителя самое важное, подмеченное только им, в портретах или пейзажах. В этом году талантливому художнику-самородку исполнилось бы 80 лет.

    Вот это да! Настоящие карандаши! С фронта отец привез роскошный трофей – цветные карандаши. Вот это да! У маленького Борьки от радости «в зобу дыханье сперло». Сначала он на цветное неслыханное богатство боялся дышать, затем решительно взял в руки один карандаш и осторожно провел линию, другую. Бумага отвечала благодарно, выходило красиво.

    Мальчишка запоем рисовал и забывал про все на свете. Даже про то, что сейчас тяжелое послевоенное время, что он заикается (испугала огромная собака) и над этим смеется детвора во дворе. Борька очень стеснялся своего «дефекта», переживал, поэтому больше молчал, уходил в себя и вглядывался в бесконечно прекрасный, переливающийся всеми цветами радуги мир – зеленые деревья, пронзительная сирень, голубое небо, причудливые дымчатые тучи. Природа всегда была готова к диалогу и не передразнивала.

    За рисунки учителя прощали Боре огрехи в учебе, лишь бы мальчишка рисовал. «Мама была камертоном всего». Махов писал выразительные пейзажи и удивительные портреты своих дочерей, жены, знакомых, друзей. Состояние души и настроение каждого портретируемого угадывалось в глазах, в улыбках, руках и позах.

    Он умел не только увидеть, но и передать, хотя Бориса никто этому не учил. Из всех образовательных услуг паренек воспользовался только теми, что предоставляет средняя школа, и до всех живописных вершин доходил сам, вырабатывая свои стиль и почерк. При этом художник обладал замечательной зрительной памятью, мог нарисовать портрет даже годы спустя.

– Если бы не мама, возможно, и не было бы художника Бориса Махова . Познакомились они в известной тогда студии художника Григория Руднева на Красном Октябре в Сталинграде, куда в 1954  году приехал папа,  – рассказывает Марина, дочь Бориса Махова. 

– Мама обладала удивительно тонким художественным вкусом, много читала, интересовалась литературой и живописью. Папа всегда прислушивался к ее умным советам и замечаниям. Я стала подрастать, моим мнением тоже интересовались. Я была горда этим, чувствовала свои важность и значимость. Интересно, что папа всегда внимательно слушал, а порой даже переделывал работу. Когда мама слегла, папа ничего не мог писать, настолько боялся ее потерять.

    Мастерской служили коммунальные апартаменты. Сколько картин принадлежит кисти талантливого художника-самоучки, газосварщика с тракторного завода, не знает никто, никто не отслеживал судьбу его работ. Рассеяны по миру, как порванная нитка бус. Какие-то в частных коллекциях России, Германии, США, ряд вещей – в музеях, часть картин просто висит дома у дочерей художника.

    Старшая дочь Анна стала артисткой цирка, младшая, Марина, по образованию художник-живописец по фарфору, до сих пор живет на Нижнем Тракторном, в той самой квартире, где когда-то обитала их дружная семья.

– Квартира была коммунальной. Без соседей мы пожили только год до маминой смерти. Почти всегда висящее в коридоре белье на веревке и утренняя очередь в туалет. Как умудрялся отец в такой обстановке писать картины, для меня загадка, а раньше казалось обычным делом. Папа был единственным кормильцем, потому что мама по состоянию здоровья работать не могла. Финансово мы едва сводили концы с концами, он часто оставался на сверхурочные. Но душевной теплоты в доме было с избытком! Мы спорили об искусстве, обсуждали книги, вместе выхаживали принесенную папой живность.
В этом плане семья у нас была ненормальная. Папа не мог пройти мимо больного или беспомощного меньшего брата, в маме всегда находил единомышленницу.
Как-то притащил из «чугунки» (чугунолитейный цех) птенца голубя, малюсенького, черного, едва живого. Тот вывалился непонятно откуда. Папа заботливо выхаживал найденыша. Голубя мы назвали Борькой. Самоуважения у птицы было выше крыши, откликаться на «гуля-гуля» он считал ниже своего достоинства, только «Борька-Борька!». Хвостиком ходил за отцом. Тот сядет рисовать, Борька тут же усаживается на мольберт и начинает «контролировать» процесс.

Продолжение в следующем номере