«Рус, рус, помоги», – молили раненые немцы советских медсестер на поле боя
Мы, современные дети России, видим войну лишь в фильмах. Мы привыкли, что она чуть ненастоящая, она как шоу где-то в телевизоре. На самом же деле это был ежедневный кошмар, на самом деле солдаты мучились от вшей, а из гниющих ран лезли черви, на самом деле Волга была красная от текущей крови, на самом деле мужчины плакали…
Тех, кто помнит войну такой чудовищно реальной, все меньше, поэтому так ценно каждое их воспоминание. Накануне очередной даты контрнаступления «Вечерний Волгоград» встретился с очевидицей этих событий гвардии старшиной медицинской службы, участницей Сталинградской битвы, дошедшей до Берлина Зоей Григорьевной Кабановой.
Как война?! Мир же кругом!
Сейчас Зоя Григорьевна маленькая, сухонькая, ей почти 93 года. Она ходит с палочкой – сказывается фронтовое ранение. На ее долю, тогда еще 18-летней худенькой медсестрички, выпали самые лютые сражения: Сталинградская битва, Курская дуга, взятие Берлина. Она тащила на себе раненых, попадала с ними под бомбежку, тушила горящие человеческие факелы под Прохоровкой. И прошла! И выжила! И потом восстанавливала Сталинград и сумела стать счастливой...
– Еще с детдома мечтала быть врачом, – рассказывает Зоя Григорьевна, – отучилась в медицинском один курс. Это был 41-й год. А 22 июня был выходной день, и мы, студенты, решили выспаться. Разбудил грохот в дверь, а там молодые люди, которые вручили нам повестку. Как война, мир же кругом?! А в окно выглянули – по всему городу уже колонны идут…
Весь курс забрали на фронт. Зоя оказалась на железнодорожном вокзале на сортировке раненых с санитарных эшелонов. «В подвале были подсобные помещения, там нары, на них солома – это стало нашим домом, где мы жили и спали. Спали, правда, мало, работали почти круглосуточно. В Сталинград тогда свозили раненых со всех фронтов. Приходит поезд, берем носилки и выгружаем раненых. А жара стояла, у них гной течет, черви из ран…», – вспоминает фронтовичка.
Война приближалась к Сталинграду, и командование приняло решение об эвакуации госпиталей. Раненых перевозили на паромах через Волгу. Санинструктор Зоя была на одном из них, когда началась немецкая бомбардировка. Взрывы, горящие паромы, тонущие люди… «В наш паром тоже бомба угодила, пришлось вытаскивать из воды раненых. Вода текла красная от крови, это не выдумка, это быль».
Позже за эту переправу она была удостоена медалью «За отвагу».
От вшей не было никакого спасения
Потом санинструктор Зоя принимала участие в обороне Сталинграда.
– Знаешь, есть высота 102, ее брали чуть ли не месяц, – рассказывает Зоя Григорьевна о службе санинструктора. – Батальон с переправы приходит, и его туда. Огонь – шквальный. А у командира тоже выхода нет – или штрафбат или смерть, и вот он поднимает солдат, «ура», пробегут метров 200-300, и всех «покосят». Когда бой стихает, ползем мы с девчатами, ищем раненых. Подползаешь, а он мертвый, ползешь дальше. Находишь живого и оттаскиваешь его волоком в яму или кусты, чтобы перевязать. Однажды во время перевязки в 10 метрах взорвался снаряд. Землю подняло в воздух. и нас заживо засыпало. Мне осколками череп и спину повредило. Но все обошлось – нас откопали.
Молили русских девчат о помощи и раненые немцы. «Рус, рус, помоги», – стонали они. «А что тут сделаешь, перевязывали и их», – говорит фронтовичка. Как, они ж в вас стреляли? «Бывало, и стреляли, но это ж у них приказ был, а так все люди одинаковые. Мы, честно сказать, жестоко к пленным не относились. А вот они и к своим зверями бывали. Когда отступали, они раненых с собой не брали – стреляли сами своих».
О контрнаступлении бойцы узнали стразу – командиры рассказали, потому что сил у бойцов уже не осталось.
«А нам, женщинам, на войне было еще тяжелее, – говорит Зоя Гигорьевна. – Сама понимаешь, перевязочных материалов в обрез, вот ты ждешь ночи, чтобы снегом все гигиенические женские процедуры сделать. А вшей было невпрогляд – никакого спасения! И особенно за воротником. Снимешь гимнастерку и по снегу таскаешь, таскаешь, а потом опять на себя надеваешь. Такой была война».
Но вот однажды генерал Шумилов приказал вынести на косогор знамя. Бойцы опустились на колени и дали ту самую клятву умереть, но Сталинград не сдать. Бои, по воспоминаниям ветерана, шли уже в рукопашную, это месиво, когда уже нельзя было стрелять – в своих попадешь. А через два дня произошло легендарное пленение Паулюса.
Здесь вам не Бродвей!
Помните, сколько было фильмов о любви на войне? Так вот такого никогда не было!
– Комбриг 22-й танковой бригады, куда меня после Сталинграда зачислили, строгий был, он выстроил всех и сказал: «Уважаемые глупцы (он так всех называл), мы взяли себе двух маленьких деток (меня и подружку). Смотрите, если чей-то глаз или рука ляжет на них – не прощу никому! Эти дети пришли спасать вам жизнь, а не гулять, здесь вам не Бродвей». Мы спали вповалку в землянках, но никогда ничья рука не потянулась.
Шутить о любви шутили, но серьезным чувствам не было места. По словам Зои Григорьевны, были женщины, которые специально сходились с мужчинами, чтобы забеременеть и домой уехать, но это не одобрялось и могли приравнять к дезертирству.
22-я танковая бригада после Сталинграда выдвинулась в сторону села Прохоровки.
– Наши "тридцатьчетверки" против их «тигров» лоб в лоб шли, – рассказывая о Курской дуге, ветеран меняется в лице. – А ты попробуй из горящего танка вытащить танкиста, который сам горит, а ты от него загораешься. Мы бросали раненых и кричащих на землю, что угодно делали, лишь бы сбить огонь. Война, детонька, страшная штука.
Потом была Украина с виселицами, сожженными деревнями и разорением, оставленными фашистами. Потом – взятие Будапешта, форсирование Одера и наконец Берлин.
– Когда наши войска взяли рейхстаг – это было неописуемое чувство, – говорит Зоя Григорьевна. – Мы слышали «Валенки, валенки» Руслановой и плакали, кричали, пели и танцевали одновременно. Это было как вино.
Юбка из плащ-палатки
Она вернулась с войны, когда ей было всего 22 года. Ей хотелось нравиться и быть красивой. А за душой был только вещмешок с провиантом и форма.
– Однажды нам с девчатами повезло, – говорит ветеран. – Попали на какую-то базу, а там вещей и одежды – тьма. Мы скорей переоделись во все чистое и взяли себе одежду про запас. Королевами себя почувствовали, но недолго. Вся одежда лежала в санитарной машине, и в нее упала бомба – все в клочья!
Уже в Сталинграде из плащ-палатки она сшила юбку и сапожки. Увы, в дождь они промокли и сверху на красивые сапожки пришлось одеть калоши. За это Зою прозвали «человек в футляре». Это была страшная нищета, но позора в этом не было.
К слову, когда она вышла на сталинградском перроне, куда идти, девушка из детдома совершенно не представляла. Но к ней подошла пожилая сталинградка, оказалось, она ходит встречать каждый поезд в надежде узнать хоть что-то об убитой дочери. Она и взяла Зою к себе жить.
– Я ведь счастливая, – подытоживает она. – Я думала, меня никто нищую не возьмет. Мы познакомились с бубущим мужем, когда ехали с фронта, и прожили душа в душу 38 лет. А врачом я так и не стала. Решила, что быть строителем куда веселей. В новые дома заезжают люди, загораются новые огни, это куда лучше, чем кровь и смерть, которые видит врач.
И Зоя Григорьевна отдала всю жизнь строительству, восстанавливала Сталинград, участвовала в крупных стройках на Семи Ветрах, в Заканалье. «Я счастливая», – повторяет фронтовичка.