Двести строк о великом: Преданный революцией
1 декабря 2015
28 ноября исполнилось 135 лет со дня рождения Александра Блока.
Александр Блок – поэт на редкость разнообразный и плодовитый. У него есть и пронзительно-чистая любовная лирика, и честный патриотический порыв «Поля Куликова», и авангардный «Балаганчик» с картонным небом и беспомощностью Автора перед происходящим на сцене, и «Страшный мир» с туманами, повисшими над болотами Петербурга, на которые бросают мрачный свет газовые фонари и первые чудища-автомобили.
Юному Блоку, наверное, повезло в том, что он не подвергся влиянию модных течений в поэзии того времени. Его образованием занимался дед, профессор Шахматов, и оно было ориентировано на классические образцы искусства. Его первый сборник «Стихи о Прекрасной Даме» наполнен чистой и светлой тоской по возлюбленной, рифмы пока просты, язык скуп, но не все так просто с содержанием: лирика молодого Блока навеяна сложной философией Владимира Соловьева, которую поэт по-своему осмыслил и воплотил в стихах, трогательных и нежных:
Вот скоро вечер придвинется,
И ночь – навстречу судьбе:
Тогда мой путь опрокинется,
И я возвращусь к Тебе.
А иногда страстное почитание Прекрасной Дамы доходит до религиозного экстаза. Возлюбленная грезится поэту опекающей его существование на земле с небес. Прошедший такое строгое творческое послушничество поэт в дальнейшем мог позволить себе многие формальные эксперименты. Есть у него, например, такое замечательное стихотворение без рифмы:
Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.
Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.
Все это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух «Макбета».
Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.
Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.
Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески.
Приметы жизни начала XX века возникают в поэзии Блока чаще всего как символ надвигающейся трагедии, тревожного мира, который сам не знает, куда летит на всех парусах. Поэт пророчит ему гибель.
Одна из самых пронзительных вещей Блока в цикле «Страшный мир» – «Авиатор». Для людей начала века самолет – не привычное средство передвижения, а «чудище», «зверь». И этот «зверь» убивает своего пилота. Летчик разбивается на глазах у восторженной публики. Но есть что-то романтически притягательное в этой катастрофе, изображенной Блоком. Поэт предполагает, что авиатор сам остановил винты, он обращается к погибшему с такими словами:
Иль отравил твой мозг несчастный
Грядущих войн ужасный вид:
Ночной летун, во мгле ненастной
Земле несущий динамит?
А в других своих стихах Блок предстает перед нами типичным тоскующим декадентом своей эпохи:
И грезить, будто жизнь сама
Встает во всем шампанском блеске
В мырлыкающем нежно треске
Мигающего cinema!
А через год – в чужой стране:
Усталость, город неизвестный,
Толпа, – и вновь на полотне
Черты француженки прелестной!..
Читая эти строки, мы представляем наивные лица загримированных актеров – забытых теперь звезд зари кинематографа и путешествующего по Европе высокого кудрявого юношу – Александра Блока. Он еще не написал «Двенадцать», после публикации которых проснется и почувствует себя гением. Еще не принял всей душой революцию как вихрь, в котором мятущаяся душа поэта хотела закружиться и, быть может, обрести что-то новое или навсегда потерять себя. Сейчас, в темном зале, где показывают cinema, это симпатичный юноша, мгновенно завоевывающий авторитет среди молодых поэтов и художников. Его обожают, в любом литературном салоне он самый желанный гость. Внезапно после венчания он покинул красавицу-жену Любовь Менделееву и путешествует по загранице в поисках чего-то. Самого себя?
А вот в революционном 1921-м уехать лечиться за границу его уже не отпустят. Смертельно больной, он будет умирать в голодающем послереволюционном Петрограде. В том самом вихре событий, который он так восторженно приветствовал и воспевал, «в разворочённом бурей быте», как позже напишет Есенин. Газеты в то смутное время не выходили, страна узнала о смерти поэта из объявления, приклеенного к дверям Дома писателей.
Виктор Плешаков, бессменный участник волгоградского клуба интеллектуалов "Что? Где? Когда?", выпускник института филологии и межкультурных коммуникаций ВолГУ.
