8-летний житель Максимки спас летчика от смерти
Для большинства горожан поселок Горьковский глухое место, куда можно добраться только автобусом № 88. Между тем у Максимки богатая история, связанная не только с именем знаменитого писателя, который научил местных баб варить пельмени…
Дормадихины – коренные
Поселок Горьковский за свою почти двухсотлетнюю историю сменил восемь названий: Воробьевка, Ворыпаевка, Воропановская, Воропоново, Алексеевка, а также хутор Крутенький и станция Крутая.
По словам краеведа Ларисы Дедищевой, первые наименования – это вариации фамилии помещика Воропаева, которому принадлежала когда-то земля. Но в 1774 году сама Екатерина Вторая пожаловала надел коменданту Ивану Цыплетеву «за усмирение войска злодея Емельяна Пугачева». Основанное здесь поселение Цыплетев назвал Алексеевкой – в память об умершем сыне.
Цыплетев решил обустроить подаренную землю: посадил арбузы, развел виноград, для чего специально из других губерний выписывал лучшие сорта растения, рассказывает краевед. Это положило начало виноградарству на царицынской земле.
Вплоть до ХІХ века деревня была совсем небольшой, здесь насчитывалось всего восемь дворов. Сохранились имена первых жителей села Алексеевка – это Абрамовы, Васюковы, Аверины, Григорьевы, Дормадихины. Надо сказать, что эти фамилии и сегодня здесь популярны.
Название Крутая или Крутенькая связано с тем, что поселок расположен почти на сотню метров выше уровня Волги. Ну а с Горьковским все понятно. Хотя в народе название опять же не прижилось. На вопрос: «Где живешь?» вам скорее ответят: «На Максимке!»
Максим и Максимка
Горький появился здесь поздней осенью 1888 года и работал на станции весовщиком, чувствуя себя заброшенным «к черту на кулички». По просьбе волгоградских краеведов о своем пребывании на станции Горький напишет очерк, который так и будет называться – «На Крутой».
Оказывается, начальник станции Захар Ефимович Басаргин поначалу не доверял Пешкову. «Боевые мои отношения с Басаргиным начались с того, что он отказался дать мне комнату в одном из станционных зданий, – признавал писатель. – По должности весовщика я имел право на эту комнату, а Басаргин отправил меня жить в казарму, где жили сторожа и куда часто приходили ночевать бабы и девицы из Песок, очищавшие пути от снега. Казарма была далеко от станции, примерно в полуверсте».
Но присмотревшись и лучше узнав друг друга, Басаргин и Горький подружились. Как рассказывает Лариса Дедищева, Алексей Максимович был влюблен в дочь начальника станции и даже сватался к ней. Однако отец отказал, что не помешало писателю стать для семьи Басаргиных, в которой было 11 детей, своего рода меценатом. Горький помогал им как мог.
Друзей у писателя на Крутой было меньше, чем врагов. «Однако враги мои не могли не признать за мной некоторых достоинств: я научил всех баб станции печь хлеб лучше, чем они пекли, научил их делать сдобное тесто, варить пельмени и многим другим кулинарным премудростям. Я заливал худые резиновые галоши, вставлял стекла в рамы и вообще немножко помогал бабам жить, кое в чем помогал и мужьям, делая это от избытка силы и от скуки однообразных трудовых дней».
– А еще Горький был удивительно честным, – добавляет штрих к характеристике «буревестника» краевед Дедищева. Ему предложили воровать на Крутой бочки с сельдью, а он отказался. Так и сказал: «А я воровать не умею!»
На станции Алексей Максимович организовал кружок, в котором читали запрещенную литературу, за ним установили слежку, «меня начали травить уже, как собаки кошку, и я решил уйти». Сам жандарм станции и Басаргин предупредили Алексея Максимовича о невозможности дальнейшего пребывания здесь. Проводы были трогательными, каждый старался вручить гостинец.
Сейчас на Максимке два памятника Горькому – около ДК и локомотивного депо.
Дулаг-205
Война, докатившись до Сталинграда, не обошла стороной Максимку. Поселок оказался на оккупированной территории, где был создан концлагерь Дулаг-205. Он не был рассчитан на длительное содержание пленных, поэтому все было сведено к минимуму: в чистом поле огородили колючей проволокой участок, пленных заставили вырыть землянки. В лагере, рассчитанном на пятьсот человек, по словам Дедищевой, содержалось более 6000 пленных, люди в землянках могли находиться только стоя.
Из еды только жидкий несоленый суп, а с начала декабря снабжение лагеря было полностью прекращено, и чтобы напиться, заключенным приходилось растапливать грязный, кровавый снег.
Житель Максимки Николай Ерохин наблюдал своими глазами страдания военнопленных.
– Вон тот куст боярышника так и растет. От него и шла наша «лазейка», через которую мы тайком подкармливали пленных, – рассказывает Николай Александрович, стоя на месте бывшего Дулага. – Дать было особо нечего – полкартошки, сухарик – сами голодали.
От подробностей, которые врезались в память тогдашнего мальчишки, становится жутко:
– Немцы обычно возле водокачки забивали скот. Как-то раз двое пленных вцепились зубами в валявшиеся на земле кишки, не выпускают, тянут в разные стороны. Подбежал конвоир и ткнул их штыком. Они были настолько худые, что оружие воткнулось прямо в кости. Я до сих пор помню этот страшный треск…
Однажды в небе над поселком появился парашютист. Немцы по нему даже не стреляли, прикинув, что все равно он упадет в их зоне. Так попал в Дулаг летчик Быков. Ему удалось невероятное – бежать. Весь обмороженный, он оказался на огороде Ерохиных, где и нашла его мать Коли. Переодела, накормила и спрятала. А через три дня поселок освободили советские войска, всех раненых стали увозить в госпиталь в Бекетовку.
Всех грузят в машины, а летчика не берут и не берут. Колька не выдержал, подбежал к врачу:
– Тетенька, а почему моего летчика не берете?!
– Обморожен сильно, шансов практически нет.
– Возьмите! Он будет жить, я знаю, возьмите! – кричал и умолял мальчишка.
Под таким натиском врач не устояла, отдала распоряжение погрузить.
И летчик выжил! После войны телевидение хотело передачу об этой истории сделать, только бывший узник в последний момент не приехал – не смогу, говорит, пережить все заново.
– Из шести тысяч узников концлагеря погибли более четырех с половиной тысяч, – говорит Лариса Геннадьевна. – До 1975 года останки лежали по всей степи. Страшно было – выходишь в степь за тюльпанами, а там кости.
Напоминает о жертвах концлагеря лишь скромный знак. А нужно памятник поставить. Хотя бы к семидесятилетию победы. Местный житель Николай Таранов уже подготовил эскиз.
Родник с живой водой
Николай Таранов – директор института художественного образования, профессор ВГСПУ и коренной житель Горьковского. Его прародитель дед Таран прожил 102 года. Говорят, потому что пил воду из местного целебного источника, следил за тем, чтобы его не засыпало песком или ветками. Николай Николаевич продолжил его дело и благоустроил всю территорию. Правда, благодарность ему за это никто не объявил. Например, у деревянной фигуры деда Тарана кто-то отломил голову. «Не буду больше ничего делать!» – решил мужчина в сердцах. Но потом передумал…
За восемь лет заповедное место превратилось в целый комплекс: крест, бассейн, выложенный разноцветными кусочками битого кафеля со скульптурой ангела, колодец, лесенка с перилами из причудливо сплетенного сухого вяза, часовня. Во всем чувствуются вкус и рука истинного художника. Оригинальная роспись маслом по крашеному бетону часовни дышит «светом». От мозаичной иконы Николы Зимнего трудно отвести глаз, так и светится. Над ней Таранов работал два года.
– Был на море, собирал камушки. А того, что камни для мозаики нужны плоские, не учел. Пришлось точить вручную, за вечер выходило 5-6 штук, руки в кровь стачивал. Делал я эту икону, когда часовни еще и в помине не было. Но я уже представлял ее себе, знал, что будет.
Красоту Таранов наводит на скромные пожертвования и свои личные деньги. Николай Николаевич благодарен за любую помощь, а иногда ему кажется, что сам бог «курирует» стройку.
– Когда часовню начинали строить, было очень тяжело. Думаю, Господи, хоть бы еще одного человека нам в помощь послал! Тут, откуда ни возьмись, идет мужик. Сам вызвался помочь – мы вместе уложили фундамент.
Или решетки, помню, сварить надо было, а денег оплатить работу сварщика не было. Пришли вечером люди, цветы полили, пожертвования в часовню сделали. Посчитал – 1150 рублей. Иду к сварщику, говорю: "Юра, надо бы решетку сварить". «Чего с тебя взять? 1150 рублей – сделаю!» Разве такое совпадение возможно? Думаю, не случайно на камне вблизи одного из родников появился лик Спасителя, духовенство признало явление чудом, иконой в камне».
Ну разве не святая земля Максимка?
Вместо послесловия
Современный поселок Горьковский – это военный городок, четыре детских садика, три школы, поликлиника, библиотека, ДК.
На центральной дороге красуются ямы-воронки, вкривь вкось положенные плиты-бордюры. Тротуары здесь вещь неизвестная.
Первое, о чем я пожалела, приехав сюда, что не надела резиновые сапоги. На старейшей из 35 улиц поселка имени Горького – Крымской (ранее Алексеевской) – грязь непролазная. Обещанную щебенку жители ждут с незапамятных времен и горько шутят: «При Екатерине Второй она выглядела лучше!»
Вопрос освещения улицы жители уже решили самостоятельно – сложились по полторы тысячи.
А ведь поселок с таким богатым историческим прошлым вполне мог бы войти в число экскурсионных маршрутов.
