Воспоминания волгоградца: «Эсэсовец в упор выстрелил в маму»
«Вечерний Волгоград» в рамках проекта «70 лет Победы» продолжает публиковать воспоминания дитя Сталинграда Бориса Петровича Пилина.
* * *
Помню, что немцы панически боялись наших "катюш". Залп "катюш" из-за Волги сопровождался всегда характерным воем, и немцы в панике бежали прятаться кто куда. Однажды во время залпа "катюш" я был во дворе и не успевал спрятаться в землянку. Мама кинулась ко мне, сбила с ног и накрыла меня своим телом, придавив к земле. Ударная волна прошла над нами, и у мамы потом долго болела спина.
* * *
Помню, как прямо над нами, над нашими головами средь бела дня разгорелся воздушный бой. Один наш истребитель дрался с несколькими самолетами немцев. Его подбили. Летчик выпрыгнул с парашютом. Весь бой наблюдали и мы, и рядом стоящие немцы. Когда летчик повис на парашюте, немцы с криками начали на него настоящую охоту, стреляя из автоматов, винтовок и пистолетов, гогоча и приплясывая. Мы молча стояли все в слезах. Когда летчик повис на стропах, свесив безжизненно руки и голову, выстрелы прекратились, и немецкий офицер в черной форме СС что-то торжествующе сказал моей маме. Она резко ответила, он выхватил пистолет и направил на нее. Мы, все три брата, с криком и ревом кинулись к ней и повисли на ней. Раздался выстрел, но стоявший рядом с эсэсовцем полевой армейский офицер успел ударить фашиста снизу под руку, и пуля ушла вверх, а не в маму. Между офицерами началась перебранка. Вообще за время войны мы научились отличать поведение армейских полевых офицеров и солдат от поведения эсэсовцев. Последних боялись не только мы, но и сами немецкие солдаты.
* * *
Мы жили в землянке во дворе своего дома. Кругом были немцы. Как мы готовили еду, не помню. Но помню, что чай (это был просто кипяток) мы пили обычно в темноте при коптилке с кусковым сахаром, который кто-то из взрослых каждому из нас по маленькому кусочку откусывал щипчиками от большого куска. Сахар очень экономили, хотя его было несколько больших кусков. Сахар мы прятали от немцев в черной тряпке в дымоходе разрушенной печки нашего дома и доставали его только по ночам. Однажды, когда собрались пить чай и достали из печки сверток, то в нем вместо сахара оказались куски кирпичей. Мы поняли, что кто-то из немцев выследил, забрал сахар, а взамен наложил камней. Мы все стали молиться и просить, чтобы Господь покарал того, кто это сделал. И уже утром среди немцев у одного открылся сильный понос, рвота, он ходил весь скрюченный, твердил: «Гитлер капут», а через день или два умер. Это он от жадности съел весь сахар сразу.
* * *
Потом немцы вывезли нас из города и поместили в концлагерь в степи под открытым небом. Он был под Белой Калитвой. Народу в нём было очень много, в основном женщины и дети, сбивавшиеся в тесные кучки, чтобы хоть как-то было потеплей. Все сидели или лежали прямо на снегу. Лагерь был огорожен колючей проволокой, и к ней нельзя было близко подходить. Стреляли без предупреждения, кого-то, кажется, убили в назидание другим.
В лагере не было воды и жажду утоляли снегом. Мама, боясь, что мы можем простыть, снег набирала себе в рот, топила его и потом поила нас троих изо рта в рот. Я до сих пор помню и чувствую во рту ее теплую вязкую слюну пополам с растаявшим снегом. Снег на территории лагеря был сильно вытоптан и грязный, а около колючей проволоки он был довольно чистый. И вот мама, рискуя получить пулю, старалась как можно ближе подобраться к проволоке, чтобы набрать чистого снега.
